Воспоминания друзей.

Валерий Траугот

Валерий Цикота (1951 — 2004) был одним из замечательных книжных графиков. Много лет назад я увидел его обложку учебника для одного из северных народов. На ней был изображен мальчик верхом на олене, и сделано это было так мастерски, что я помню обложку и теперь, через двадцать лет. Стиль Валерия абсолютно узнаваем: огромное внимание к деталям, тонкое и очень подробное рисование, фантазия и юмор. Он мог иллюстрировать все: художественную, историческую, научно-популярную, учебную литературу, и все на самом высоком уровне, относясь ко всему одинаково профессионально и ответственно. Попробуйте интересно сделать книгу по медицине или технике! Он делал. Но мне кажется, лучше всего ему удавались сказки и приключения. Очень хорошо и необычно он рисовал животных, в своей манере, и в то же время без стилизации - правдиво и точно. Валерий был похож на Портоса: большой, веселый, обаятельный, держался просто, и с первого взгляда трудно было заподозрить, что это очень нежный и ранимый человек, с тонким изысканным вкусом и серьезным отношением к искусству. В девяностые кризисные годы, когда закрывались издательства, и все стало подчиняться коммерческим требованиям, он не изменил себе. И он оказался востребованным, его стали разыскивать вновь открываемые издательства. Большой, интересный заказ, которому Валерий очень обрадовался, но не успел выполнить — «Приключения барона Мюнхгаузена». Этой книжки мы уже не увидим. Можно только представить, что он напридумывал бы и нарисовал! Он умер с кистью в руке, на пике удачи, в расцвете творческой зрелости.
Валерий Траугот заслуженный художник России.


                  
       
       В. Цикота, В. Траугот, А. Аземша, М. Бычков. 2002                                                  Л. Казбеков, А. Аземша, В.Цикота.

Александр Аземша

Когда умирает близкий друг, с которым прожил рядом большую часть жизни, образуется пустота в душе и заполнить ее нечем. Эта пустота, которая останется навсегда. Я уже никогда не услышу его голос, не смогу поговорить о том, что обсуждал только с ним и о том, что связывало только нас. И еще: ушел не просто друг, ушел — художник. Со смертью художника исчезает его мир, единственный, своеобразный. Валера рисовал так же, как и говорил: со вниманием к деталям, с иронией и остротой. После смерти Валеры мне пришлось доделать его небольшую незаконченную работу. Очень странное чувство. Это был мой последний разговор с ним. Смотрю на нашу детскую фотографию: мы с Валерой сидим на скамейке во дворе Русского музея. Кто мог подумать, что сейчас, через сорок лет, мне придется с таким трудом, мучительно подбирать слова, чтобы сказать то, что я чувствую.

Валерий Грумондз

История моей дружбы с Валерой не очень давняя. Она началась в девяностых годах, когда мы работали над первым изданием книги «История полетов, рассказанная для детей». Тогда еще существовало издательство «Малыш», которое предложило мне издать небольшую детскую книжку в мягкой обложке с названием «Легче воздуха». Я довольно быстро написал текст, отнёс в редакцию, где мне объяснили, что в детской литературе важно не то, что и кем написано, а кто и как сделает иллюстрации, потому что дети в основном через них всё и воспринимают. И добавили, что есть один художник, за которого у них в издательстве всегда идёт борьба: Цикота. Если удастся отдать книжку ему, успех обеспечен. Я сразу в это поверил, потому что по звуку это была как будто и вообще не фамилия, а что-то другое: звание, явление природы, время года. «Вот придёт Цикота и всё рассудит. А пока жди». Я и ждал. И вдруг однажды раздается телефонный звонок, и редакторша с удивлением и радостью мне сообщает: «Приезжал Цикота, всё, что есть в редакции, пересмотрел, и сам, представляете, сам, без всякой нашей просьбы, выбрал вашу книгу. После чего сразу вернулся в Ленинград». Потом он приехал в Москву, привез иллюстрации, и мы познакомились. Он казался человеком спокойным и уравновешенным, как профессионал - уверенным в себе, очень доброжелательным и открытым. Стали смотреть иллюстрации, и мурашки двух типов побежали у меня по спине: первые – от восторга. Колоссальная творческая фантазия, невиданное для детской литературы внимание к деталям. Разорвался канат – видны остатки косичек, из которых он сплетён; плывёт пароход– видна половина названия, за которой оно угадывается целиком, как учил Ци бай-ши; точно скопированные почерк Циолковского и «обратный» почерк Леонардо; афиша, сообщающая о полетах Нестерова, и сам он, стоящий с мотористом возле аэроплана.  И много всего на каждом листе. Мурашки второго типа были совсем другие: на многих иллюстрациях Валерой были указаны даты, которые отсутствовали в тексте. Ну, думаю, понаставил от себя, а мне потом отвечать. Полез в книги – нет, все даты верные. Через пару лет оказавшись в ленинградской квартире Валеры,  увидел, что она вся заставлена полками с книгами. Нечасто встречающаяся у художника черта - любовь к правде и красоте факта вместо банального «я так вижу». Постепенно книжка разрасталась, потом, наконец, вышла в свет уже совсем в другом издательстве. Однажды, придя туда по каким-то другим делам, я увидел, что все стены редакции увешаны цветными репродукциями валериных иллюстраций к книге. А ведь в издательствах народ строгий и даже сильно ехидный, и вешают там на стены далеко не всё подряд. Работать с Валерой было удивительно легко и интересно. Когда было задумано второе издание нашей книжки, я приехал к нему на один день в Ленинград, чтобы обсудить общий замысел и все детали, привез кучу фотографий и разных других картинок. Мы работали без перерыва восемь часов подряд, взахлёб, перебивая друг друга, роясь в книгах, разбрасывая по столу фотографии. Валера понимал всё с полуслова, ему надо было только слегка намекнуть, чтобы начала работать его могучая фантазия. Тогда же или немного позже он сказал мне, что сбылась его мечта – он получил заказ сделать иллюстрации к удивительным приключениям барона Мюнхгаузена. Думаю, что это была бы его лучшая книга. Два выдумщика, два фантазера, два Мюнхгаузена под одной обложкой. Немногие знают, что настоящий барон Мюнхгаузен, служивший в середине восемнадцатого века ротмистром в русском кирасирском полку, действительно рассказывал эти свои истории в кругу друзей за бутылкой вина. Какая мощная внутренняя рифма! Талант Цикоты к рисованию был абсолютно универсальным. Похоже, что он мог иллюстрировать всё, что угодно. Однажды он мне сказал: «Давай сделаем книгу по истории костюма». Я ответил ему: «Вот видишь на мне костюм? Это всё, что я знаю по этому делу». А он мог бы иллюстрировать и такую книгу, и, думаю, любую другую.  В этом его умении была та самая любовь к факту, потрясающая наблюдательность и настоящее научное любопытство. В другой раз он показал мне один ленинградский литературный журнал, где была напечатана статья про него, в которой, между прочим, было сказано, что он иллюстрировал книгу «История полетов», которая такая сложная, что без его иллюстраций ее вообще было бы читать совершенно невозможно. Мы тогда оба долго смеялись. Между тем эта наша книга теперь включена в обязательную программу одного из московских лицеев. Валера был очень мягким к друзьям, очень глубоким и мудрым человеком. И еще он был великим тружеником, а по-нашему говоря - простым работягой. Все эти многочисленные детали и подробности в его картинах – это огромный и счастливый труд. Общение с ним дало мне очень много. Это была еще одна дверь, которую открыла для меня судьба.
6.01.2012

Ирина Чередникова

В маленькой уютной квартирке большой красивый человек рисует маленьких человечков для маленьких детей... Человечки прыгают, бегают, хохочут. У них розовые щечки, курчавые волосы, а движения изящны, несмотря на животы. Они пьют, едят, размахивают сабельками. Иногда они напиваются, валятся на спину, начинают страшно ругаться и засыпают страшно храпя. А иногда они бывают нежны и веселы, закусывают маринованными грибочками собственного приготовления, хихикают, балагурят. Большой человек усмехается в свою курчавую бороду и тончайшим перышком поправляет им волосы, подкрашивает розовые щечки, пририсовывает круглые облачка на голубом веселом небе.


                               

В. Цикота,  Ю. Снегуров, Л. Цикота, В. Панкевич, С. Остров.                                                 И. Чередникова, В. Цикота. 1994

Никита Андреев

Прошло сорок два года - целая жизнь, как я познакомился с Валерой - Валерием Ильичем Цикотой. Сорок пять лет вместе: в СХШ, сдвойками и замечаниями в дневнике, в институте, в одних издательствах...
То, что Валера тут, рядом, среди нас, было чем-то само собой разумеющимся, естественным и казалось вечным. Поэтому мне очень трудно говорить о Валерии Ильиче как о художнике-мастере непредвзято, отстраненно, беспристрастно. Есть чувство вины перед художником Цикотой, что не всегда объективно оценивал его творчество, не всегда мог, а точнее не был подготовлен, чтобы увидеть в нем чрезвычайно яркого, оригинального мастера. Мастера, с достоинством прошедшего через чудовищную ломку последних лет, сохранившего свое лицо и, что очень важно, действующего и ставшего при этом еще оригинальнее и блистательнее. И если будут собраны вместе его работы, будет выставка, мы еще раз откроем для себя художника Цикоту и тут будет чему поучиться.
15.03.2005

Иван Гурин

Скоро будет год, как похоронили Валеру. От невозможности осознать (и принять) перехожу постепенно к настоящему пониманию невозможности заполнить образовавшуюся пустоту. Оказалось, что его образ (замечательный, любимый, живой, как и прежде) это еще не весь он. Реальный Цикота это был... Валера Цикота. И этим все сказано. Это гораздо больше, чем какой-то возможный разбор невероятной комбинации плоти, кожи, глаз, нежности, грубости, темперамента, силы, страстности, голоса, смеха, рук, волос, живота, любви, веселья, фантазии - материи, духа, витальности, обаяния, энергии, таланта. Художник и человек не совсем совпадают. «Совпасть» есть цель, проблема и есть, собственно, «самовыражение». Заменой такового служит, в лучшем случае, «профессионализм». В СХШ Валере было нелегко «выдавать» академические стандарты. «Вкусовщина» одолевала. Со временем она оборачивается стилистическим качеством и обретенной культурой, а искренне- любовное отношение к книге, иллюстрации — нешаблонностью решений, ухода от упрощений. Самые «особенные» вещи (как часто у «книжников») растворяются в колоссальном массиве «профессионально» сработанного. Но профессионализм - тоже понятие относительное, и в работах Валеры просто классный уровень с годами перерастает в «высокий профессионализм». Валера не потерял себя в неустанной работе. «Недостатки» обернулись достоинством, подлинностью. Не вдаваясь в детальный анализ, можно констатировать: (особенно) в работах последних лет мы видим зрелое, роскошное, иногда изысканнейшее мастерство. И преждевременная (абсолютно!) кончина лишила всех возможности увидеть грядущий мощный расцвет художника Валерия Цикоты (наконец-то приблизившегося к самому себе, совершенно-легендарно- «ненормальному», единственному). Милый, дорогой, любимый Валера... Тебе 54 года. 16 марта 2005 год


                       
               
                     Н. Котляревский, В. Цикота. 2002                                                                                       В.Цикота.

Вадим Зартайский

Валерию Цикоте удалось создать неповторимую атмосферу, присущую только ему одному - атмосферу веселой и доверительной беседы. А точность в передаче исторических реалий и непринужденность графических импровизаций превращают путешествие по страницам проиллюстрированных художником книг в действительно занимательную экспедицию в прошлое. В творчестве Валерия Цикоты свободное владение рисунком поражает каждого внимательного зрителя. Его иллюстрации не только демонстрируют необыкновенный талант и мастерство, огромную эрудицию и высочайшую художественную культуру, присущую петербургской школе книжной графики. Они выдают еще и невероятное трудолюбие, и открытый, благожелательный взгляд на мир, и любовь и уважение к читателю. Поэтому каждая встреча с работами Валерия Цикоты - это настоящий праздник для увлеченного книгой ребенка и взрослого читателя- библиофила, для знатока и любителя изобразительного искусства и просто для каждого ценителя прекрасного.

Юрий Саркисян

Не знаю, рассказывал ли я тебе такой забавный эпизод, когда Валера и наши друзья Пономаренки Иван и Ирина были в августе 1979 года у нас в гостях в Баку?
Мы жили в пригороде и в основном ездили на Каспийское побережье купаться в теплом море. Помню, как Валера жадно поглощал южную экзотику и просил меня поводить его по всяким закоулкам старых азербайджанских посёлков, где он часто останавливался и делал зарисовки кривых улиц и сидящих стариков, что меня (по тем временам) страшно удивляло и не только меня но и местных жителей. Запомнился мне хорошо последний день, когда все мы (была еще одна местная начинающая художница ) поехали в центр города Баку на прощальную прогулку. День был очень жаркий, что то около 36 и днём передвигаться по городу было весьма проблематично, и мы с Валерой время от времени отделялись от компании под предлогом "мы в букинист" посмотреть, не появились ли книги по искусству, а сами в ближайший подвальчик пропустить стаканчик холодного сухого разливного винца. Когда вечерком, после гуляния по лабиринту старой крепости (примерно там где, заблудился Андрей Миронов в "брильянтовой руке"), окончательно устали и проголодались, вдруг случайно наткнулись на ресторан" Караван-сарай". Было решено, что никуда больше не пойдём и будем здесь ужинать. В ресторан нас запустили, но как оказалось надо платить входной билет по три рубля с носа, а это по тем временам было достаточно существенно. Нас посадили в отдельную келью (это была реальная средневековая гостиница с кельями по кругу и небольшим внутренним двориком не без фонтанчика по центру) то оказалось, что денег у нас на пятерых осталось четырнадцать рублей. Реально понимая что ситуация щекотливая (ресторан интурист- класса, кругом восточные ковры и медная утварь в нишах и тд.) стали думать что делать, но не успели ничего придумать, как появляется официант в национальной одежде то ли восточного война , то ли танцора и бодрым голосом на чистом русском языке предлагает всякие экзотические блюда. И вот тогда Валера ему говорит-" Нам бы чего-нибудь выпить этакого и закусить вашего фирменного, правда у нас на всё- всего четырнадцать рублей", на что последовал ответ -" может вам ещё и ХАНУМ пригласить!!! Но тут же, заметив, что мы все усталые и голодные погрустнели, сказал -" ладно что-нибудь придумаем. В результате мы выпили, кажется, по бутылки вина и хорошо закусили (плов с бараниной точно помню) а в конце Ирина танцевала перед фонтаном восточные танцы, и весь мужской контингент вывалил из келий хлопая и восторгаясь.
11.12.2011

Елена Матвеева

С Валерием Цикотой я познакомилась в журнале «Костер» лет двадцать пять назад. Наши тогдашние отношения я бы назвала добрыми, дружескими они стали гораздо позже. Наверное, случилось это после одного разговора, который продолжался весь день, с утра до вечера.
Я должна была написать журнальный очерк о Цикоте, человеке и художнике, а поскольку журнал был детским, то и говорили мы о детстве: о родителях, о детских переживаниях, о детской любви, обо всем. А главное, о замечательной школе, где Валера когда-то учился. Подобной школы для одаренных детей, находящейся непосредственно в Академии художеств, больше нет и, наверное, уже никогда не будет. Там царила особая атмосфера, важная для будущего художника не меньше, чем техника рисования. Там учили и воспитывали сами стены, аудитории, мастерские, коридоры, знавшие еще юнцами Брюллова, Кипренского, Крамского, Репина. В этих стенах «сэхэшата», как равные, могли общаться со студентами и педагогами. Академия с детства была их настоящим домом. Валере повезло найти этот дом, а вместе с ним и друзей, с которыми он не расставался всю жизнь. Валера был интересным собеседником. Говорил тихо, иногда посмеивался. Большой, жизнелюбивый
и обаятельный человек с хорошим чувством юмора. К вечеру мне уже казалось, что у нас было общее детство. И в какой-то степени это так, ведь мы росли в одно время, в одном городе.
А на следующее утро он мне звонит: - Я тут вспомнил еще одну историю. О котелке. Рассказать? Валера тогда учился в одиннадцатом классе, и захотелось ему как-то выделиться, удивить, ошарашить, одним словом, эпатировать публику. Сенсацию он вызвал. Явился в школу и невозмутимо прошествовал на урок: на ногах белые гетры, застегивающиеся красными пуговками, на голове английский котелок, во рту кубинская сигара «Ромео и Джульетта». Перед дверьми класса аккуратно вложил сигару в пенальчик. А директор СХШ весь день бегал по лестницам, разыскивая неуловимого курильщика по пряному духу табака. Сигару Цикота купил сам. Гетры - подарил одноклассник, по преданию они принадлежали самому Илье Эренбургу. А котелок - единственное, что осталось в семье от дедушки. В дальнейшем этот чудный котелок пленил ребят из студенческого клуба кинематографистов и снимался во многих студенческих фильмах, а в одном, про революцию, сам Цикота в роли солдата доставал из него и ел крутые яйца.
Котелок долго работал в кинематографе, пока однажды Валера не нашел его, одиноко валявшимся в грязном углу, со смятыми полями и дыркой в тулье. И стало Валере необъяснимо грустно. Забрал он котелок и понес в ателье по ремонту шляп. Шляпник взглянул на странный предмет и посоветовал отнести его на помойку. Но Валера не дал пропасть старому другу, сам почистил его, выправил и так заделал тулью, что заплатку и с лупой было не сыскать. Конечно, котелок был уже не молод, и сниматься его больше не приглашали, но для Валеры он был дорог, как семейная реликвия и воспоминание юности.
Валера любил вещи. Как художник. Форму, фактуру, историю их любил, а если не знал, мог и присочинить, потому что бог его фантазией не обделил.
Он любил и запоминал детали. Как художник. Он вплетал их в свои виртуозные кружевные рисунки, а иногда они служили для сюжетов его многочисленных баек. Наверное, многие помнят байку о пришитом ухе. Дело было на Севере, возможно, на Кольскьом, куда Валера поехал за материалами для саамского букваря. Злобно выл ветер, бушевала метель. По бескрайней снежной пустыне неслась без дороги упряжка собак с нартами. В нартах двое - каюр и сам
Цикота в малице, замотанный до глаз шарфом. И вдруг сквозь пелену снега проступили силуэты чумов. О счастье! Становище!
Теплый духовитый войлок северного жилища и радостная суета его обитателей, облачко пара из закипающего чайника и... испуганный возглас хозяйки. У каюра, хозяина чума, оказалось отмороженным ухо, оно стало твердым и звонким, как стекло. И хрупким. Когда его попробовали растереть, оно отломилось. Чукчи - народ мужественный. А Цикота - находчивый и умелый. Пока отломанное ухо отогревалось, он вдел нитку в иголку, а потом пришил ухо, куда положено.
Вскоре оно прижилось! Было или не было? Да разве это важно? Рассказывал хорошо. Занимательно, смешно и правдоподобно, с точными деталями и реалиями быта, которые я не могу воспроизвести. И даже в такой малоправдоподобной истории гран сомнения всегда оставался: что-то подобное было! Конечно, было, ведь руки у Цикоты золотые. И это не только к рисункам его относится, где всегда присутствует недюжинная, иногда парадоксальная, выдумка. Сколько чучел раков и рыб он сделал! В рыбном магазине его знали. Когда привозили свежую рыбу, обязательно попадалась «некондиция», случайные.
не выбракованные при фасовке рыбины, каких и кошки пугались. Бывали весьма экзотические экземпляры - колючие, бугристые, с плавниками-веерами и головами больше тела. Таких Валере специально откладывали, а он превращал их в произведения искусства. Наверное, он все мог бы сделать. И с пилой, и с рубанком управлялся. Не только вкусно поесть любил, но и приготовить вкусно. Консервировал огурцы, солил грибы и, завитые улиткой, листья папоротника-орляка... Однажды Валера сочинил стихотворение. Это случилось на практике, в Новороссийске, когда он был молодым, стройным, с гривой черных кудрявых волос. Сочинил - с натуры. Однажды он увидел на рейде пароход, дымящий трубой. К вечеру пароход исчез, а на утро появился другой, тоже дымящий. Вот тогда Валера и написал этот краткий этюд, шутливую зарисовку.

Пароход дымил трубой,
Но теперь он не дымит.
Пароход дымит другой,
И другой дымит трубой!

Где наши пароходы, Валера, где они? Пароходы детства, прожитой жизни, дружбы,воспоминаний?